Поколение гениев

Мессир Бартко Милич всегда одевался дорого и элегантно. Он даже двух швецов с собой возил — пальтошника и жилетника. Мессир Милич в дороге поедал засахаренные финики, в количествах невообразимых, а обсосанные косточки для чего-то складывал в золоченую табакерку. Он обожал свою пятнадцатилетнюю дочь — Радку и речную рыбу, тушенную в красном вине со сладким луком, он терпеть не мог дождь, ветер и долгие путешествия. А ещё мессир Бартко Милич был гением.

Об этом знал он, знали в Академиуме, да пожалуй, что и весь цивилизованный мир тоже знал. А как иначе? Кто как не гений, может в семнадцать лет поразить магический мир работой о сопряжении энергий, а в двадцать три возглавить кафедру некромантии? Кто ещё в тридцать умудрится стать ректором Академиума, а через пару лет представлять магов при совете императора Слободана III.

Его, тогда ещё совсем сопливого абитуриента, заметила и «взяла под крыло» сама Ирма Бэлла, мессир Ирма Бэлла. И, разумеется, она была гением. Ведь кто как не гений сможет найти и воспитать другого такого же?

Мессир Бэлла научила его не бояться собственного дара и доверять чутью, она называла некромантию высоким искусством и смеялась над, закостеневшими в ленивом невежестве, авторитетами. Она открыла для молодого Бартко такие выси и дали, от которых захватывало дух. Она была легка в общении, неизменно весела и чересчур легкомысленна. И она его подвела.

Более всего студент Академиума Милич хотел тогда показать свою выпускную работу именно ей — той, кто поймёт. Ей, а не седобородой комиссии. Более всего сорокалетний мессир Бартко жалел о невозможности сдать экзамен именно Ирме. До сих пор жалел. Ну а что? Должны же быть у гениев причуды, помимо фиников.

Но она его подвела. Там была какая-то глупая и неприличная история. Мессир Бэллу изгнали из Академиума и из империи за глупую романтическую связь со студенткой огненного факультета, к слову тоже гением. Обеих изгнали. А он остался без наставника и без экзамена. Но всё-таки пробился: гений же! Хоть и пришлось непросто. Умудрённые мессиры академики пожимали плечами и брезгливо воротили рожи едва узнав чей он ученик. Опытные некромаги морщили лбы, силясь осознать величие его идей. А канцеляристы Академиума безуспешно пытались сообразить — куда бы пристроить юного гения.

Гения, да. Вообще, всех их скопом называли поколением гениев. Кто знает, отец ли небесный так милость свою явил или то было тёмное влияние бездны, только их действительно было необычайно много. Почти ровесников, почти врагов.

Он сам, мессир Ирма да та огневичка имени которой Бартко не помнил. А ещё Гоша. Царица Гоша — молодая предводительница орды.

Давно уж минули времена когда люди недооценивали иных, в особенности белых троллей. Но Гоша и тут возвышалась наголову, чуть ли не наравне с полу-легендарной Ташей.

Царица Гоша была гением войны. Она не проиграла ни одной битвы, не сдала ни одной крепости, а начатое ею вторжение уже можно было считать успешно законченным. Гоша всегда тонко чувствовала идеальный момент для действия или бездействия и потому орда остановила свой разбег на границе Серенийской империи и топталась на месте вот уже шестнадцать лет. И сколько ещё топтаться будет неизвестно. Потому, что царица не видела момента в обозримом будущем. Потому, что Слободан III тоже был гением.

Это при нём, начавшая разваливаться империя обрела былую мощь, это он приструнил распоясавшееся дворянство и определил на каторгу зарвавшихся чиновников. Император возвращал заигравшиеся в независимость колонии и жестоко предотвращал любое недовольство среди подданных. Это благодаря ему королевства материка, ранее подобострастно заглядывающие в рот Энтийцам, вспомнили тяжёлый шаг Серенийских полков и яростную мощь корпуса боевых магов.

Мессир Милич, как и все в империи, гордился своей страной и любил императора, но не сильно. Потому что, сильно он любил свою дочь и Высокое искусство. Ну может быть ещё рыбу в вине, но уже чуть меньше чем Слободана. А так, все его мысли и мечтания были заняты одной лишь некромантией. Бартко был из тех магов, что могут седмицы просиживать в лаборатории, одержимые идеей. Вот потому-то, из-за идеи, он и пропустил вторжение в Лигран. Ну как вторжение, в империи принято было говорить об освободительном походе. Дело в том, что Лигран, хоть и крупное, но слабое королевство, располагал семью портами на северном берегу Тёмного моря. Семью! В то время как у Серении был один. Оттого и с заморскими колониями у империи не ладилось в отличие от тех же Энтийцев. Обидно и несправедливо. Причём хитрые Лигранские короли так обернули дело, что захват королевства был невозможен, иначе по договору все остальные страны обязаны скопом наброситься на агрессора. А это уже большая война. Вот и кому такое надо в преддверии вторжения орды?

Только не даром Слободана III за гения почитали — не стал он буром переть, на договорённости наплевав. Умнее поступил.

Пару десятков умелых провокаторов в Лигранские провинции заслал, да несколько штурмовых рот, при магах, ремесленниками переодевшись, в столицах провинций тех осели. Две луны всего прошло как полыхнули бунты на юге Лиграна. Кого жители камнями забросали, кого стража побила, только в двух провинциях собственная власть установилась. И вот пока Лигранцы затылки чесали да переговоры устраивали, власти анклавов, пообвыкшись, под руку мудрого императора Слободана запросились, и защиты попросили. Ну а что? Одним народом ведь были когда-то, ещё до разделения на империи и королевства. И как тут не помочь? Вот и отправили Серенийцы экспедиционный корпус помощь братьям — Лигранцам оказывать.

Сразу к восставшим не отправились, разумеется. И то, какой смысл те анклавы защищать если порты по-прежнему в руках Лигранской короны останутся. А с ними ещё рудники да земли пахотные. Так что никакого вторжения, исключительно забота о людях.

Прочие страны материка взвыли конечно, да только шалишь. По договору тому, все его подписавшие обязаны помощь Лигранцам оказывать. Вот Серения и оказывала. Некоторым.

Словом, когда Бартко Милич из норы своей лабораторной выбрался его уже императорский указ дожидался. В коем предписывалось уважаемому мессиру вслед за корпусом отправляться ради придания лоску сему предприятию, а такоже надзора для.

Потому-то самый молодой ректор Академиума и прославленный некромант, нервически пожирал финики, трясясь в дорожной карете да выслушивая нытьё Радки, с ним увязавшейся.

***

Мессир Милич не переносил дождь, ветер и долгие путешествия, но очень любил свою дочь — Радку, а потому старался скрыть раздражение, развлекая беседой неугомонную юницу.

Всё время, проведённое ими в дороге, на юге Лиграна бушевала непогода, и уставшие кони лениво чавкали по раскисшей рыжей грязи, которая здесь почиталась за дорогу.

Дождь, ветер и дальнее путешествие — вот то, чем встретил их Лигран. А ещё въедливый тошнотворный запах гари. Запах, который не сбивал даже дождь. Напротив, мокрая гарь пахла ещё тошнотворнее. Единственное, что примиряло мессира мага с унылой действительностью — это присутствие Радки. И ещё смерть, пожалуй. Много смерти. Огромный простор для научных изысканий.

Лигранцы, в процессе освобождения, дохли разнообразно, можно сказать, изысканно и с выдумкой. Они задыхались в дыму и тонули в рыжей грязи, их разрывало на части воздушными практиками и засыпало обломками домов. Наконец они попросту повисали на пиках Серенийских улан или неловко подставлялись под пехотный палаш хмельного капрала.

И это было интересно, ведь каждая смерть уникальна, что бы там не вопили крохоборы от некромантии, стремящиеся всё классифицировать, опримитивить Высокое искусство, низвести его до своего приземлённого разума. Оттого все мысли мессира мага были заняты исключительно смертью и Радкой, а вовсе не тем чем предписывалось. Да и кого, позвольте спросить, может вдохновить унылая рожа некроманта, то ли дело Радка.

О, Радка была на своём месте. Вот кого надо было отправлять с официальной миссией.

Напялив традиционную Лигранскую женскую рубаху, черную с яркой вышивкой, она успевала везде. Организовывала представления для желающих выспаться солдат, помогала менталистам сгонять оставшихся бездомными Лигранцев на бесплатную раздачу горячей каши, вкупе с проповедью о величии Серенийской империи. Она подбирала ошалевших от войны котят и вербовала осиротевших детей вступать в имперский кадетский корпус. В конце концов помогала старухам с пустым взглядом дотащить вязанку хвороста к развалинам дома.

Далеко не всё удавалось. Коты вопили дурным ором и норовили спрятаться в обвалившиеся подвалах, дети угрюмо кивали, а после забрасывали рыжей грязью карету некроманта. Солдаты снисходительно улыбались и прятались по казармам. Лишь только старухи послушно принимали помощь, после беззвучно шевелили вслед выцветшим губами, да менталисты хвалили Радку, мол при ней население легче проникается Серенийскими ценностями.

Впрочем, она не унывала. Со всем очаровательным пылом юности, Радка верила в мировое добро и справедливость. И искренне считала, что Лигранцам стоит слегка потерпеть. Зато потом они сполна ощутят всё счастье и насладятся благополучием, пребывая под сенью самой справедливой империи.

Мессир Бартко лишь устало улыбался, да мечтал оказаться в своей лаборатории. Ну ещё и финики жевал.

Выпускной экзамен

Генерал Белич был собран и деловит и вместе с тем уважителен и даже несколько подобострастен. Прославленный генерал Александер Белич гением не был и оттого откровенно робел перед величием раздраженного некроманта. Откровенно говоря, это мессира магу следовало бы робеть и лебезить, поскольку генерал принадлежал к старинному дворянскому роду и носил приставку глер. Но вот поди ж ты!

— Вот, изволите видеть, мессир, — тыкал указкой в пёструю карту генерал, — здесь кручи непроходимые, здесь болото, а вот это крепостица малая. И не крепостица даже, так казарма укреплённая. Безделица, даже говорить о том стыдно.

— Вижу, — согласился Бартко Милич, — одно не пойму — для чего вы мне это показываете?

Он с тоской оглядел промокшую парусину генеральской палатки, раскладной столик с остывшим чаем в оловянных кружках. И снова отчаянно захотел домой, в свою лабораторию.

— Так, а как же? — генерал похоже ошалел от непонятливости признанного гения. — Я ж говорю: здесь кручи, здесь болото. Пройти мы только через крепость можем. Там делов-то: всего полсотни солдат. И мы так их вокруг прижали, что подмоги им ждать неоткуда.

— Вот и проходите, — ещё больше начал раздражаться некромант, — я вам для чего?

— Эх, — как-то по простецки вздохнул генерал Белич, — кабы это так просто все было.

— Не понимаю в чём сложность. Сами говорили: солдат всего полсотни. А у вас корпус в подчинении.

— Солдат да, немного. Но при них, каким-то образом, парочка магов оказалась. Хотя, по штату, и не положено вроде.

Мессир маг тоскливо поднял глаза к небу. Неба не увидел, лишь мерзкую мокрую парусину.

— Магов убить, — коротко распорядился он, — что вы ерундой занимаетесь. К корпусу шестьдесят одарённых приписано, всех направлений. Это если ещё менталистов не считать. Те хоть и по ведомству пропаганды проходят, но тоже чего-то да стоят, в боевых условиях.

— Эх, — снова вздохнул генерал и чая холодного отхлебнул, — может и стоят, только те маги что в крепости засели, не чета нашим. Некромант и огневик, силы необыкновенной. Я таких-то и не видел никогда. Они почитай, что и держат всю оборону. Солдаты так, для поддержки.

— Вот уж чушь! — возмутился Бартко. — Откуда у Лиграна такие спецы?! Я б знал, если б были.

— Так известно откуда, — хмыкнул генерал и, зачем-то понизив голос пояснил, — Энтийские наёмники это, не иначе. У Энта ж совести нет, им плевать, что мы тут народ освобождаем. Вот и суют палки в колеса, таких сволочей присылают королевству, что ты!

Мессир Милич задумался. Такое вполне могло быть. Две империи, доброжелательно общаясь на словах, на деле люто ненавидели друг друга. И уж конечно, раскрывать потенциал своих магических школ не спешили. Так что да, сильных магов противника он мог и не знать. Огневика того же. Но некромант! Да ещё и необыкновенный! Нет, такого ректор Академиума припомнить не мог. И это было интересно. Мессир Милич почувствовал как настроение его стремительно улучшается. А потому он, заказав графинчик сливовицы да белорыбицы на закусь, притянул к себе карту и внимательно уставился на генерала.

***

Грязь. Противная рыжая грязь, вот то, что увидел мессир Милич по прибытии на передовую. Кручи, означенные генералом как непроходимые, в реальности оказались мокрыми меловыми холмами, скользкими от дождя и да, в нынешних условиях действительно непроходимыми.

Впрочем, некроманта диспозиция не сильно интересовала. И даже болотная вонь беспокоила не особо. Ему было интересно. Интересно настолько, что даже противный надоедливый дождь не раздражал, как не раздражали ветер и необходимость находится вдали от столичной лаборатории. А ещё он чувствовал азарт, впервые за много лет гений некромантии мессир Милич чувствовал азарт.

Лениво взмахнув рукой, Бартко повелел генералу начать.

Рота пехотинцев скорым шагом выдвинулась вперёд. Рожи у солдат сделались унылые, но вместе с тем обнадёженные. Не иначе глер Александер пообещал солдатам, что за ними столичная знаменитость присмотрит. Наврал конечно же. Столичная знаменитость жевала финики и присматривала исключительно за крепостью. А ведь и недаром присматривала. В распоряжении у Лигранцев действительно оказались гении, сравнимые с самим мессиром Бартко. И мало того что гении, ещё и сработанная пара. Годами и десятилетиями сработанная. Огневик удивлял. Не размениваясь на пламенные шары, и эффектные, но не эффективные стены огня, он зажигал мелкую искру прямо в миокарде. А практически целое, но вместе с тем мёртвое тело, ещё до падения на землю, обретало новый разум и устремлялось назад, откуда пришло.

Мессир Милич захлебнулся от счастья, по всему выходило, что случилось невозможное, и он всё же сдаст свой экзамен. Потому что, бог с ней с огневичкой, а то что это баба у Бартко не было сомнений. Но не узнать рисунок энергий, что поднимали мёртвых прямо в момент их смерти, не увидеть скорости с которой жизнь превращалась в нежизнь. Для этого нужно быть идиотом.

Мессир некромант идиотом не был. Он был гением.

Поэтому ту скорость и тот рисунок, он мог ассоциировать лишь с мессир Бэллой. Ирмой Бэллой.

— Держать строй! — надрывая глотку, завопили Серенийские капралы, при виде набегающих мертвецов. Но не понадобилось. Кучка нежити, вдруг развернулась и резво потрусила назад, к крепости. Это Бартко перехватил контроль и отправил обратно своеобразный подарок. «Игра в мяч» так называла это упражнение мессир Бэлла. Когда-то давно они могли так развлекаться часами, оттачивая мастерство контроля.

Строй солдат, разом выдохнул.

«Ещё бы! — подумал мессир Милич, — знают поди, каково это с созданиями гения бороться».

А некромант в крепости замешкался. Засомневался. Бартко, будто воочию увидел, как удивилась и, поначалу, не поверила себе Ирма Бэлла. В том, что она его узнала сомнений не было, не с её уровнем чужие рисунки забывать. Да и кто если не гений может перехватить контроль у другого гения.

Впрочем, замешательство её долго не продлилось. Строй мертвецов, оскальзываясь в жидкой гадости, развернулся вновь. И тут огневичка подключилась. Рой белых жгучих искорок рванулся от крепости.

Теперь уже пришлось защищаться. Крикнув корпусным магам чтоб отвлекли мессир Ирму, Бартко потянул энергию смерти и вложил её в темную пелену, которая гасила те искорки, почище воды. И тут же ощутил сопротивление: Ирма Бэлла не собиралась давать ему поблажек.

Мессир Милич захохотал в голос, пугая солдат и заставляя недоумевать офицеров. Он наслаждался, он радовался как ребёнок получивший щенка на день ангела. Он, наконец-то сдавал выпускной экзамен.

Дождь переставал и начинался снова. Воздух гудел от избытка энергий. От крепости летели обломки, и гибли солдаты сгорая в огненных протуберанцах. А мессир Милич ликовал и наслаждался. Он не чувствовал голода, не замечал усталости. Он мочился в штаны, зная что там, в крепости поступают так же.

Потому что нельзя останавливаться, нельзя ни на миг прерывать поэзию, музыку Высокого искусства.

Он не знал сколько прошло времени, но в какой-то момент мессир Бэлла закрутила нечто невообразимое. Недоступное пониманию обычных некромагов. А вот Бартко понял. И более того, узнал.

А когда узнал — захлебнулся воздухом от восторга и гордости, с благодарностью пополам. Это ведь была его работа. Его теория о сопряжении энергий. Значит мессир Бэлла не забыла его, значит следила за его карьерой, гордилась успехами ученика.

Именно эта работа принесла Бартко Миличу известность. Именно в ней он дотянулся до небес, предположив, а после и доказав, что жизнь и смерть есть одно, в энергетическом плане. И если тебе нужна сила, то вовсе не обязательно умерщвлять живое, а после собирать по капелькам энергию смерти.

Можно сразу жизнь в не жизнь переводить, без гигантских потерь.

О, он до сих пор помнит того каторжника, которого превратил в нежить перед высокой комиссией. Помнит ошарашенные и перепуганные лица старейшин Академиума. Испуганные от того сколь мощная тварь у него получилась. Никому с тех пор ни разу так и не удалось повторить его магию.

А вот мессир Бэлла повторила. Так на то она и гений.

Тёмным стылым ветром потянуло от крепостицы и наружу отряд тварей выметнулся. Мощных тварей, быстрых, почти неуязвимых.

Бывшая наставница некроманта не стала на мелочи размениваться — разом всех Лигранских вояк умертвила. Все полсотни, ну или сколько там ещё их оставалось.

Такого противодействия мессир Милич конечно же не ожидал, но на всякий случай подготовился. По взмаху руки, капралы из надзорной роты, при помощи менталистов, пленных Лигранцев на передовую погнали.

А что, очень символично. Пусть за свободу королевства его подданные промеж собой дерутся, хоть бы и против воли. Вернее по воле некромантов, демонстрацию умений устроивших.

Схлестнулись два отряда, ближе к Серенийским порядкам. Потянуло тёмным ветром с обеих сторон. И такая мощь запредельная на месте битвы заклубилась, столько ярости и ненависти в тех гнилых болотах выплеснулось, что Бездна возрадовалась, на эдакий праздник глядючи.

Только вот, Если у Бартко ресурс огромен был: знай подхватывай новые жизни, хватило бы контроля. То мессир Бэлле тяжело пришлось: солдат-то в крепости не осталось. И тогда она сотворила нечто чудовищное, с обывательской точки зрения, невообразимое.

Из ворот крепостных, маг огня вышел. Мёртвый маг. Тут-то рисунок боя и изменился. Тут-то и не до веселья стало. Потому что хоть и не было в этом создании гениальной элегантности, присущей той огневичке зато дури хватало с избытком.

Закричали предупреждающе маги, шарахнулись в ужасе солдаты, а пленные разбегаться начали. Не до них уже стало. И только мессир Милич на месте остался, восхищением и гордостью переполненный. Ведь это же чудо, редкая, практически невозможная удача, что ему, в своё время у такого гения поучиться довелось.

Потому что ради Высокого искусства Ирма Бэлла сотворила ранее невозможное. Она не только обратила эту свою огневичку, она её ещё и на свою жизнь подвесила.

Такое, по мнению Бартко, можно сотворить было лишь ради Высокого искусства. И то сказать, не для Лиграна же она старалась, собой и бабой своей жертвуя. Не для командования, что порешило крепость эту болотную любой ценой удержать.

И хотя с военной точки зрения Ирма Бэлла уже проиграла: там всего-то нужно дождаться пока у неё жизненные силы кончаться, только для Бартко Милича — это было бы провалом. Это значило бы, что он недостаточно хорош для мессир Бэллы, что он не сдал свой экзамен.

Такого гениальный некромант и ректор Академиума допустить не мог. Была, была у него ещё одна наработка. Рискованная и на практике не проверенная. Эх, ему бы ещё год- другой, и тогда сырая теория укрепилась опытом, обрела бы стройность и красоту. Но с другой стороны, а кому он её покажет потом? Кто сможет оценить смелость и величие его мысли? Так что нет. Только сейчас.

Мессир Милич закрыл глаза чтоб не отвлекаться, а уши и зажимать не пришлось, потому что звуки боя давно уже заглушала музыка. Да такая вот странность, Бартко её стеснялся и никому, кроме Ирмы не рассказывал, но каждый раз когда он творил Высокое искусство у него в ушах звучала музыка. Сейчас это был орган. Тяжёлый, величественный, мрачный реквием. И пока он звучал некроманта посетило небывалое вдохновение и дрожь предчувствия удачи. Не такой мыслил свою выпускную работу Бартко, не в виде боя под дождём. Ему была ближе тихая сосредоточенность лабораторий и безопасный комфорт академического полигона, только выбирать не пришлось.

Тянущие глухие звуки смерти и весёлое дребезжание колокольчиков жизни, вот то, что услышал некромант. Вот как он ощутил танец энергий.

И тогда мессир Милич стал соединять, выплетать единую композицию. Жизнь с жизнью, смерть со смертью, а потом всё вместе одному, тому у кого и так мелодия звучит. И ещё одному, и ещё.

Многим, хватило бы контроля.

Потому что, даже не раскрывая глаз, он понял — всё получилось. Он опять совершил невозможное. Создал тварь, которой мир ещё не видывал.

Много тварей.

Все так же, ориентируясь на звук, он послал их вперёд и слушал, слушал.

Вот сначала резко оборвался рокот барабанов, таким ему слышалось существование огневички. А после стала затихать, истончаться грустная и одинокая песня Ирмы Бэллы. Покуда совсем не утихла.

Бартко потянул оставшуюся энергию обратно и выпустил её на свободу, позволив раствориться в сыром весеннем воздухе. И выдохнул. Успокоенно, расслабленно выдохнул. Он всё же сдал свой экзамен. Мессир Бэлла лично подтвердила это своей смертью. Сама великая Ирма Бэлла.

***

Когда Бартко Милич соизволил разлепить глаза, над болотиной у подножья меловых холмов звучала тишина. Дождь, более суток орошавший намечающуюся плешь на маковке мессира, утих. И даже постоянный в этих краях ветер робко затаился, напуганный буйством энергий.

А пуще дождя и ветра, напугались Серенийские полки. Бледные трясущиеся солдаты, рыдающие менталисты, измождённые корпусные маги. Даже генерал Белич, никого не стесняясь, судорожно глотал сливовицу прямо из горла прямоугольной бутылки.

Да оно и не удивительно, некромант в горячке боя не разбирал где свои, где чужие. Хотя, правды ради, пленные ему для новой, экспериментальной волшбы, годились далеко не все. Даже почти никто не подходил, за редким исключением.

Оно ведь как, сырьё для мессира Милича заранее припасли. Да не тех Лигранцев, которые только с бою взяты, а из тех, что в распределительных лагерях помариноваться успели. Послушное сырьё, подготовленное. Для любой работы подходящее. Для любого некроманта.

Но только не для Бартко, не для его, ещё не опробованной, теории. Поскольку в Лигранцах, тех, из лагерей, никакой мелодии уже не осталось. Одна опустошённость смиренная, да унылая скука. Вот и забирал мессир Милич лишь жизнь у них, а для трансформации другие сосуды использовал. Сильные сосуды, с мелодией.

А солдаты, при виде того как тела их товарищей растут да изламываются, как жизнь и разум из них уходят, на себя это всё примеряли. Некоторые бежать бросились даже капралов из надзорной роты не испугавшись. Впрочем, капралы те, тоже все на позициях не остались. Жутко ведь, до мокрых штанов жутко.

Бартко оглядел поле боя, взглянул на затянутое серой мглой небо и недовольно вздохнул. Казалось бы, вот он момент его триумфа, торжества разума над слепыми силами мироздания. И где?

Где восхищённые взгляды, где признание его заслуг? Да хотя бы солнышко на миг выглянуло, победителя приветить, так ведь нет. Все та же сырая хмарь над болотами и ужас на лицах Серенийских вояк.

Мессир Милич ещё раз вдохнул и, чавкая по рыжей грязи, зашагал к крепостице. Дабы последние почести Ирме Бэлле воздать да поблагодарить её за науку. Ну и конечно же, любопытно было взглянуть, что за тварь у него получилась. Он-то, в минуты вдохновения, особо не пытался ей какую либо форму придавать, на рациональность природы понадеявшись. Генерал дёрнулся было некроманту сопровождение выделить, но лишь рукой махнул да вновь к бутылке присосался.

Бартко шагал, попутно разглядывая следы недавней битвы. Вот лежат его творения. Проверенные, сильные, практично-функциональные. А рядом создания его наставницы. У этих в телосложении некая элегантность просматривается и даже красота. Это, точки зрения мессира, было уже лишним, но кто он такой чтоб другому гению указывать. Да и потом, мессир Бэлла, все же баба, а им, бабам этим, жизненно необходимо чтоб всё красивенько было. Даже труп ходящий.

От огневички и следов не осталось. Бартко помнил, яростную вспышку энергий после которой его воинство уполовинилось.

А сама крепость не впечатляла. В точности как глер Белич и говорил — укреплённая казарма с хозяйственными пристройками. И все это добро стеной обнесено. Да и стены-то той, на один удар воздушнику. Так что Бартко задерживаться здесь не стал, а сразу в отдельно стоящий домик для командования проследовал. Именно оттуда мощно тянуло смертью и оттуда последний раз слышалась песня мессир Ирмы.

Свою наставницу некромант узнал сразу. Слегка располневшая, состарившаяся изрядно, она все так же была легко узнаваема. И если не в лицо, то уж изумрудно-зелёное платье выдавало личность мессир Бэллы с головой. Отчего-то она именно этот цвет предпочитала в одежде.

Тело её совсем не пострадало. По всему выходило, что жизненные силы оставили Ирму Бэллу раньше, ещё до того как твари, мессиром Миличем созданные, до неё добрались.

Бартко отвесил поклон, уважительный. Как младший старшему, как ученик наставнику. И оглянулся в нетерпении: очень уж ему хотелось увидеть что за чудищ он сотворил.

Ну что сказать, твари получились на редкость безобразные и явно приспособленные для передвижения на четырёх конечностях. Однако, если отбросить их отталкивающую внешность, то очень мощные и трудноубиваемые. Правды ради, сколь сильными они получились, столь же и тупыми. Кто в оконцах застрял, не соразмерив свои габариты с пороёмом, кто и вовсе дверь не нашёл. Да и потом, коль суждено тебе природой на четвереньках бегать: так выбрось всё, что мешает. Нет, не додумались. Так оружие да амуницию с собой и притащили.

А одна тварюшка, мелкая в обрывки Лигранской женской рубахи обряженная, чёрной рубахи с яркой вышивкой, та и вовсе учудила. Валялась себе у входа, сжимая в уродливых лапках задушенного котёнка и пакет засахаренных фиников.

Воля царицы.

По всем законам войны, исходя из политической ситуации, да хотя бы из соображений здравого смысла, орда нелюди не могла вторгнуться на земли Серенийской империи. Никак не могла, кабы не одно.

Царица Гоша была гением чуть ли не наравне с полу-легендарной Ташей.

Царица Гоша была гением войны. Она не проиграла ни одной битвы, не сдала ни одной крепости, а начатое ею вторжение уже можно было считать успешно законченным. Гоша всегда тонко чувствовала идеальный момент для действия или бездействия.

И когда, одним жарким летним утром, орда, по воле царицы, двинулась к границам империи, никого это не удивило. Ведь на действительно чувствовала идеальный момент. Хотя, злые языки утверждали, что она не чувствует, а создаёт эти моменты. Но кто знает как оно там на самом деле.

Так или иначе, только в этот раз воля царицы погнала орду вперёд на следующий день после случая во дворце Серенийских императоров.

В том дворце один спятивший некромант, во время церемонии награждения, перебил всё правительство во главе с императором Слободаном.

А к войску нелюди, вскоре ещё один человек присоединился. Нет, в армии цариц людей всегда хватало, но этот среди всех выделялся. Характер он имел склочный и капризный, с собой приволок четыре сундука одежды да двух швецов — пальтошника и жилетника. А ещё был, до нельзя, прихотлив к еде. Из всех блюд человеческой кухни, превыше всего ценил речную рыбу тушенную в красном вине со сладким луком. И на дух не переносил финики. Но ему все прощалось. И характер мерзкий, и капризность со склочностью. Наверное потому, что, как и царица Гоша, этот человек был гением. Человеком практикующим Высокое искусство.